Глава VIII. Внимание его Величества французского короля Людовика XIV, проявленное к кровавым событиям в собственной стране, происшедшим не так далеко от Парижа, и вовсе близко от Орлеана
В Ажурном зале самого большого в мире Версальского двора вечером того дня не проводилось никаких мероприятий, кроме как аудиенции министра полиции Франции, Марка-Рене-Вуайе д’Аржансона у короля.
Людовик XIV в свои шестьдесят семь выглядел совсем стариком и сейчас сидел на диване неподвижен, отдыхал после прошедшего дня и не смотря на теплый вечер, грел ноги в тазу с водой.
Здесь же присутствовала его фаворитка Франсуаза д’Обинье, которую он ранее сделал грозной маркизой де Ментенон. Присутствовал также его духовник отец Лашез, о котором коротко можно добавить, проведший тайное их венчание и крестивший их детей.
В зале царил таинственный полумрак – наиболее подходящий для благочестивых размышлений де Монтенон, а значит и для Людовика XIV, а так же для долгих вечерних молебствий, которым они обычно подвергали себя втроем, вместе со старым отцом Лашезом. А пока…
…Д’Аржансон, как министр докладывал о состоянии дел в королевстве по своей части и когда сделал паузу, воцарилась тишина безразличного молчания, которую он сам же и прервал:
– Особенно неспокойно было в Орлеане.
– Что там? – спросил Людовик XIV, привыкший к подобным высказываниям.
– Все, ваше величество. И волнения, и грабежи, убийства, разбойничьи налеты…
Чувствуя, что короля больше интересуют волнения, принялся подробно рассказывать о них.
– Волнения. Это я слишком выразился, так, мелкие инциденты. Посудите сами: толпа повздорила с полицейскими. Мелкая стычка. Вот в Сюиз крестьяне прогнали сборщиков налогов, но потом все же расплатились.
– Почему налоги стали собирать сейчас?
– По-видимому собирались недоимки, ваше величество.
– Это все?
– Да, ваше величество.
– Что ж вы мне скажите по уголовной части?
– Государь! То что я хочу вам рассказать очень ужасно. Боюсь это вам испортит вечер.
– Вечер, проведенный с Богом ничего не может испортить. – благочестиво проговорила госпожа де Монтенон.
– В пятнадцати милях от Орлеана на дороге к Парижу банда разбойников устроила засаду…
– Граф! Мы просто не можем не выразить вам наше недовольство. С каких это пор такие дороги как на Орлеан, стали использоваться в подобных целях, или на полицию недостаточно выделяется средств?
– И тем не менее, бандиты напали на экипаж, в котором ехала баронесса д’Обюссон. Там вообще страшно сказать что было, настоящая бойня, погибло около десяти человек. зверски убили так же и саму баронессу.
– Боже мой! Боже мой! – запричитала госпожа де Ментенон, которую кончина бедной женщины очень взволновала. – Что за время!
– Надо еще добавить, – продолжал граф д’Аржансон. – Преступлению пытались воспрепятствовать графы де Гассе и д’Олон.
– Они! – воскликнула де Монтенон, знавшая обоих как знают противников. – А как они там оказались?
– Они уехали в те места поохотиться. Примечательно, что они ночью даже спали…
– С ними вместе! – воскликнула она, чуть не рассмешив Людовика XIV.
– Нет, в соседних комнатах.
– Там им и место.
– Бандиты уезжая с места преступления, наткнулись на двух церковнослужителей и зарубили обоих, отче и пономаря.
– О это ужасно! Ужасно! А ради чего они убили баронессу?
– Она везла с собой несколько тысяч.
В разговор вступил Людовик XIV:
– Граф д’Аржансон, я вас заклинаю расследовать это бесприциндентное преступление. Возьмитесь лично за это дело. Виновным заранее уготована Гревская площадь. Мы хотим видеть их там.
Глава IX. Повествующая далее…
Фасад дома, в частности у двери был слегка освещен не из-за фонарей, их вообще не было на этой улице, а из-за света от противоположной стороны, изливающегося из ночного кафе: «Золотой желудь».
Аньян и Гийоме, погруженные в глубокие раздумия, находились далее в глубине темной улицы, за выступающим правым боком двухэтажного здания от соседнего, почти вплотную примыкающего к дому, в котором скрылся Манде.
Здесь улица ломалась и изгибалась больше вправо, как бы стараясь завернуть к задней стороне того дома. Именно поэтому из окон на фасаде их уже невозможно было увидеть, даже если высунуться. К тому же их еще надежно скрывала темнота.
– Наверное это дом Манде? – предположил Аньян.
– Болван, поехали отсюда, а то он нас засечет здесь.
– А он тебя видел?
– Он мог только видеть морду моего коня и его копыта.
– Плохо что он их не почувствовал, а тебя он все же видел, ты голову не так низко опустил.
– Не знаю, не знаю.
– Слышь, тогда давай в самом деле отсюда ходу, а то нам от них еще получать.
– Так я не знаю что ты стоишь здесь!
– Я с тобой разговариваю, но-о!
Гийоме повел своего коня следом.
– Неужели все, Гийоме? Не может быть чтобы мы упустили столько тысяч, слышишь?
– Не глухой.
– Ну так что же?
– А то что нам нужно осмотреть заднюю часть дома. Он засел в своей крепости, а все крепости это в то же время капканы… и если мы обложим это дело хорошенько, то может получиться и каменный мешок. Ты понимаешь хоть о чем я говорю?
– Ты что же собираешься в дом залазить?
– Мы сами конечно же не сможем, но братец нам поможет.
– Чем? И его в пай? Чем он поможет?
– Мастерами!
Аньян на это что-то невнятно промямлил, когда Гийоме внимательно просматривал дома по правой стороне улицы, нет ли меж ними прохода?
– Да, черт возьми! Ты посмотри, что это такое! – разозлился он не находя такового.
На соседнюю улицу они заехали только тогда, когда та кончилась в перекрестке. Такова уж та улица была, где все дома по правой стороне, находились тесно приставленные друг к другу.
– Постой, а как именно мы определим где там дом де Морне?
– Я считаю… тише…
Конь Гийоме мерно, без каких либо понуканий, отбивая копытами по мостовой, шел вперед, чеканя шаг, поэтому Аньян сразу догадался чему ведется счет. наконец они остановились и слезли. Перед ними в темноте предстал темный силуэт каменной громады здания. На этой улице так же вообще не удосужились зажечь на ночь ни одного фонаря и все освещение было естественным и исходило от извечной спутницы Земли.
То что было перед ними, не могло быть обратной стороной дома, где скрывался Манде, так как таковой здесь просто не было. С левого края этого также двухэтажного здания зияло темнотой пространство. Туда Гийоме и направился, оставив Аньяна держать коней.
То что было именно соседнее здание с домом Манде, если он действительно был его, не приходилось сомневаться. Если не поверить отсчету шагов, то кое-какой свет от кафетерия, что был напротив дома Манде, был ярче всего именно над крышей этого дома, и никакого другого поблизости.
Пройдя в кромешной тьме чуть больше чем боковая сторона одного из зданий, составивших проход, Гийоме натолкнулся на стену – заднюю стену дома Манде. Далее шел поворот под прямым углом вправо между домами, где проходя примерно до середины задних сторон, образующих проход домов, кончался тупиком. Выходили ли сюда окна, предполагать было затруднительно, единственное что было видно это более светлый небосвод с яркой звездой.
Находясь на дне каменного мешка, наполненного темнотой и неизвестностью, он испугался, быть может первый раз в своей жизни, самым настоящим суеверным страхом… как будто голова похожая на голову рогатого скота дыхнула ему в лицо.
Попятившись и припустив опрометью, неизвестно как в темноте сориентировавшись, выбежал оттуда на Аньяна, попав под насмешку.
– Темноты испугался?! «Люцифер называется».
Старик стоявший у дверей перед хозяйкой дома снова перевел взгляд на нее и продолжил переговоры о квартирной плате.
– Мне бы хоть на недельку, хоть на чердаке… у меня, понимаете, затяжка с деньгами вышла…
– Это что… Там комнаты сдают?
– По-видимому.
Доехав до более-менее освещенного места, Гийоме вручил своего коня…
– Упрячь их в какую-нибудь конюшню подальше, они нам на первое время не понадобятся, но не продавай. Сыпни-ка мне немного.
Аньян, порывшись в карманах достал единственную золотую монету в десять ливров и поспешил взять свободного коня за узду.
– Встречаемся завтра в девять у Ратуши на Гревской площади.
– Ты сдурел! У эшафота? Да? встретимся, помогут встретиться. Ну черт с тобой!
Расставшись с Аньяном, Гийоме скрылся в темноте ночи, направившись на темную улицу дома де Морне, как он все-таки считал, раз уж Манде состоял у него на услужении. Несмотря на темноту и довольно позднее время, тихой ту улицу нельзя было назвать. Доносилась скрипичная музыка, ночные разговоры, исходимые из «Золотого желудя». В ночном кафе, как и подобает, играло несколько музыкантов. Играли не только на скрипках, а разговоры превращались порою в громкие споры.